Главная » Озеленение участка » Священное писание о язычестве.

Священное писание о язычестве.

Малков Петр

Вопрос об отношении складывающейся христианской традиции первых веков к дохристианской культуре возник очень рано - уже при изначальном зарождении православного богословия. В творениях христианских апологетов тема наследия античной философии, искусства и литературы была одной из самых важных и значимых.

Еще во II в., в произведениях св. Иустина Философа, с одной стороны, и Татиана - с другой, в основных чертах сложились два главных подхода к возможной оценке многоразличных писаний "эллинских любомудров".

Мнение по этому вопросу св. Иустина Философа (имея в виду его характеристику античной культуры в целом), как нам представляется, вполне правомерно соотнести с известными словами из проповеди святого апостола Павла в Афинах: "Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: "неведомому Богу". Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам" (Деян 17:22-23). По учению св. Иустина, Логосу-Христу причастен весь человеческий род; "те, которые жили согласно со Словом, суть христиане, хотя бы считались за безбожников: таковы между эллинами - Сократ и Гераклит и им подобные... ". Следовательно, все ложное в их религиозных и философских построениях - то, что представляется чуждым самому духу христианства, - должно быть отброшено, и, наоборот, истинное, то, что по духу, по мироощущению близко Евангелию (пусть даже и в русле языческой традиции) необходимо воспринять и переосмыслить по-новому. Ведь, по словам св. Иустина, "...все, что сказано кем-нибудь хорошего, принадлежит нам, христианам".

Иной взгляд на значение греческой культуры присущ ученику св. Иустина - Татиану. Так, если богословие св. Иустина говорит нам о неких "христианах до Христа", то Татиан в своей "Речи против эллинов" полностью отвергает все философское наследие античности как "языческие заблуждения, как детские бредни". Для него в одном только христианском учении и может содержаться истина. "Бога <...> вы не знаете; и споря между собою, сами ниспровергаете друг друга", - говорит он, обращаясь к греческим философам и мифотворцам.

Для представителей данного направления, оценивающего греческую "мудрость" однозначно отрицательно как целиком чуждую христианскому учению, идейно близкими представляются совсем другие слова все того же апостола Павла: "Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих" (1 Кор 1:20-21). И потому для еще одного "обличителя" античной культурной традиции - Тертуллиана - христианская вера есть прежде всего "безумие для эллинов", "юродство во Христе": "и умер Сын Божий - это совершенно достоверно, ибо нелепо; и, погребенный, воскрес - это несомненно, ибо невозможно. Приписываемые богословской средневековой традицией этому латинскому автору слова Credo quia absurdum вполне выражают как его собственный взгляд на смысл христианской веры, так и то противопоставление понятий - "безумия веры" и "велеречивой эллинской премудрости", которое имело место в сознании ряда древних церковных писателей. По убеждению Тертуллиана, именно дохристианская философия как таковая и породила все ереси - "как раз от философии сами-то ереси и получают подстрекательство". По сути отсюда впервые и возникает знаменитое противопоставление Афин и Иерусалима: "Что Афины - Иерусалиму? что Академия - Церкви? что еретики - христианам?".

Такой взгляд на языческую культуру существовал в Церкви на равных правах с упомянутой уже ранее "иустиновской" точкой зрения. "Широта" позиции Иустина берет свое начало еще в философско-богословском учении Филона из Александрии. Дальнейшее свое развитие она получила в творениях представителей Александрийской школы христианской мысли - прежде всего в учении Климента Александрийского.

Античная философия, по утверждению Климента, "была для эллинов таким же руководителем, каким был и закон для евреев, и приводила их, как детей, ко Христу (см. Гал 3:23- 24)". Философия, как он пишет, "некогда уже и сама по себе оправдывала эллинов". Однако даже Климент не отрицает, что хотя "учения эллинов, пусть они истинны, пусть и именами называются тождественными с употребительными у нас, все-таки от содержимых нами значительно отклоняются; и предметы наших учений важнее, и доказательства наши точнее, и действительность им свойственна Божественная <...> ибо мы научены Самим Богом (1 Фее 4:9), получив эти по истине Священные Писания от Сына Божия".

Здесь необходимо отметить, что даже при подобном сходстве общей оценки античных философских учений в творениях Климента Александрийского с мнением о том же предмете св. Иустина Философа конечные цели в их высказываниях по этому вопросу были все же несколько отличны друг от друга. Само различие эпох, в которые жили св. Иустин и Климент, определило и различие их подхода к проблеме "оправдания" античной культуры. По замечанию современного историка философии Г.Г. Майорова, "задача Иустина - показать убежденным язычникам, что христианское учение не является абсурдным с точки зрения наиболее "духовных" образцов языческой философии и поэтому заслуживает терпимого к себе отношения. Задача Климента - убедить христиан или желающих стать таковыми, что языческая философия в большинстве случаев не является абсурдной с точки зрения христианского вероучения, что она, более того, служила "приуготовлением" к христианству и поэтому заслуживает всяческого уважения и изучения. В первом случае - апология христианства перед судом античной культуры, во втором - скорее апология античной культуры перед судом христианства".

Итак, теперь уже не христианское вероучение, но языческая философия нуждается в оправдании и защите.

Вместе с дальнейшим развитием православной богословской мысли, с постепенным превращением христианства в официально и повсеместно принятое в государстве вероучение, начинает терять свою актуальность и вопрос о значении античной культурной традиции именно как явления, подготовившего эллинский мир к восприятию христианского Откровения. Отныне вопрос о языческой культуре вводится лишь к одному: допустимо ли использовать классические образцы античных философских и литературных, музыкальных и живописных произведений при формировании уж собственно христианской культуры, при воспитании христианской личности?

На это важнейшее вопрошание эпохи и дали свой ответ представители поистине "золотого века" христианской мысли - святители Василий Великий и Григорий Богослов, и здесь следует обратиться к трактату свт. Василия Великого "К юношам о том, как пользоваться языческими сочинениями".

Для свт. Василия, оценивающего языческие книги равным образом с точки зрения их сугубо нравственной пользы, безусловную важность и подлинно высокий духовный авторитет могут иметь, конечно же, только Священное Писание и Предание - таинственные и богооткровенные. Однако, как считает Святитель, в тот период нашей жизни, когда мы еще лишь начинаем наше "возрастание", еще только приближаемся к постижению непреходящей значимости божественного откровения, книг Библии, "мы и в других писаниях, вовсе от них далеких, упражняем на время духовное око как в некоторых тенях и зеркалах". Подвиг веры, - к которому мы все призваны и ради исполнения которого мы отдаем порой все наши силы, - по убеждению свт. Василия Великого, трудно совершить без достаточно подробного знакомства со светской культурой, без бесед "и со стихотворцами, и с историками, и с ораторами, и со всяким человеком, от кого только может быть лишь какая-либо польза к попечению о душе". Творения античных мыслителей как бы "отражают" в себе некий свет, отблеск подлинной богооткровенной истины - пусть и несколько искаженно (подобно тому, как солнечный свет отражается в воде), но при этом вполне зримо, ощутимо. Только ухе значительно позднее, - привыкнув к подобной "мягкой пище", - мы обращаемся собственно к Священному Писанию: познав отраженный, вторичный свет, учимся смотреть и на само солнце.

Интересно отметить, что, по убеждению свт. Василия, Священное Писание, равно как и сочинения античных философов, как бы возрастают на "едином древе". "Конечно, - говорит он, - собственное превосходство дерева - изобиловать зрелыми плодами; но оно носит на себе и некоторое украшение - листы, колеблющиеся на ветвях: так и в душе истина есть преимущественный плод, но не лишено приятности и то, если облечена душа внешнею мудростию, как листьями, которые служат покровом плоду и производят не неприличный вид". Именно поэтому-то, по толкованию свт. Василия, для ветхозаветных пророков Моисея и Даниила было отнюдь не зазорным делом изучение языческой мудрости - будь то мудрость египетская или халдейская.

Как правило, во всех других писаниях Святителя имена греческих философов, поэтов и народных героев упоминаются крайне редко. Однако в трактате "К юношам" перед взором читателя проходит целая вереница знаменитых исторических деятелей, любомудров и литературных персонажей, известных по лучшим образцам эллинских языческих сочинений. Личности Гесиода и Гомера, Платона и Сократа, Фидия и Поликлета, Евклида и Диогена, Одиссея и Геракла служат для свт. Василия примером подлинно высокой, в известном смысле даже и сходной с христианской нравственности. Говоря о тех или иных поступках Сократа, Перикла или Александра Македонского, Святитель все время старается провести некую параллель между их деяниями и теми добродетельными устремлениями, что были нам предуказаны от творения и с такой полнотой выражены Самим Спасителем в Его Нагорной проповеди. Так Сократ, не задумываясь, "подставляет другую щеку", Перикл от всего сердца желает добра своим врагам, Александр - не только не совершает прелюбодеяния, но стремится не согрешить даже и в мыслях. Каждый из них по-своему как бы предощущает, предугадывает все те великие, подлинно высоконравственные принципы, которые были сформулированы и изречены несколько веков спустя на холмах далекой Галилеи.

Конечно же, свт. Василий постоянно подчеркивает различие между языческими сочинениями. Он говорит о полезности многих из произведений античных авторов, не забывая при этом отметить и те опасные тенденции, которые в них содержатся. "Посему, - пишет Святитель, - со всяким охранением надобно оберегать душу, чтоб, находя удовольствие в словах, незаметно не принять чего-нибудь худого, как иные с медом глотают ядовитые вещества. Поэтому не будем хвалить стихотворцев, когда злословят, насмехаются, представляют влюбленных и упивающихся, или когда ограничивают блаженство раздольным столом и разгульными песнями. Всего же менее будем внимать им, когда говорят что-нибудь о многих богах, и притом разномыслящих".

И все же "злоупотребление не отменяет употребления": по убеждению свт. Василия, и языческие сочинения бывают способны принести нам немалую пользу. Через посредство философии и литературы, скульптурных изображений и мозаичных картин античности человек, по мнению Святителя, также может в значительной мере приблизиться к истине христианства. Как, срывая розу, мы способны избежать ее шипов, так, читая труды Гомера или Платона, мы можем, оставив в стороне все чуждое православному мировосприятию, найти в них много поистине высоких и великих мыслей, чистых нравственных идеалов. "В тщательно собирающих пользу с каждой вещи (людях - П. М.), - пишет святитель Василий Великий, - как и в больших реках, отовсюду, обыкновенно, прибывает многое".

Сам научившись такой "языческой мудрости" во время жизни в Афинах, свт. Василий весьма успешно применял свое знание философского опыта в богословских сочинениях. По замечанию ряда исследователей истории христианской мысли, на него имел большое влияние платоновский "Тимей", используемый Святителем при написании его знаменитого "Шестоднева". Истолковывая ветхозаветный рассказ о Творении мира, свт. Василий зачастую как бы "переводил", "перелагал", библейские космологические образы на философский эллинистический язык и наоборот.

Подобное отношение к античной культурной традиции также было бы возможно выразить словами святого апостола Павла. Христиане, воспринимая все самое ценное в многоразличных культурах, цивилизациях и просто областях жизни, "пленяют всякое помышление в послушание Христу" (см. 2 Кор 10:5), как бы берут на вооружение все лучшее, присваивая себе. И действительно - немало полезного и важного содержится в той "внешней учености", которой, по выражению святителя Григория Богослова, "многие из христиан, по худому разумению, гнушаются, как злохудожною, опасною и удаляющею от Бога. Недаром эти слова были сказаны свт. Григорием именно в прощальной речи над гробом свт. Василия Великого - того, кто первым из представителей "золотого века" выразил подлинно христианское отношение к наследию античности. "...В науках, - говорит далее свт. Григорий, - мы заимствовали исследования и умозрения, но отринули все то, что ведет к демонам, к заблуждению и во глубину погибели. Мы извлекли из них полезное даже для самого благочестия, чрез худшее научившись лучшему, и немощь их обратив в твердость нашего учения. Посему не должно унижать ученость, как рассуждают о сем некоторые: а напротив того, надобно признать глупыми и невеждами тех, которые, держась такого мнения, желали бы всех видеть подобными себе, чтобы в общем недостатке скрыть свой собственный недостаток и избежать обличения в невежестве". Свт. Василий Великий учит нас в своем "Шестодневе", что все лучшее в этом мире, все поистине значимое, конечно же, может иметь своим источником одно и только одно Начало - Первейшего Художника и Творца всего сущего. Именно потому-то и оказывается верен древний христианский принцип: все лучшее в нашей жизни, принадлежа Богу, "даруется" Им и через Него всем христианам. Верно это и по отношению к высокой античной культуре. Душа человеческая - "христианка" по своей природе - всегда способна ощутить те богодарованные законы, что действуют в мире еще с момента его создания. Законы совести, идея блага воспринимались античными мыслителями быть может не менее остро, чем, скажем, нами - современными христианами. Пусть даже и лишенные знания об Истинном Боге, философы, поэты и художники античности все же прекрасно ощущали нечто такое, что позволяло им порой приблизиться к пониманию той божественной правды, которая в те времена почиталась принадлежавшей одному еврейскому народу - правды о Едином и Благом Творце.

Вместе с приходом в наш мир Искупителя, вместе с появлением Новозаветной Церкви произошло и некое умозрительное "преображение" античной культуры. Из "побасенок" о богах и героях, из злых и жестоких легенд мифологии, - из этой темной стороны древней цивилизации христианство не восприняло ничего. Но, с другой стороны, оно как бы "воцерковило" все то светлое, благое, духовно (или пусть хотя бы душевно) высокое, что содержится в эллинской языческой культуре. Преодолев узость иудейской культурной традиции - "выросши" из сделавшейся уже тесной ветхозаветной колыбели, - христианство шагнуло со своей проповедью в языческий мир, - не мир богов, титанов, героев, но мир умирающей, впавшей в "уныние" римской цивилизации. И тогда христианство, восприняв все лучшее, что было в этой цивилизации, как бы приобщило, "привило" ее к "древу Церкви". На этом древе (вспомним символический образ у свт. Василия) уже были плоды, но еще не появилось достаточно густой листвы. Теперь же церковное древо пышно зазеленело. Превзойдя мрачноватую ограниченность восточной еврейской культуры, христианство украсилось яркими узорами мозаик, звучными мелодиями духовных песнопений, мерной красотой риторского искусства проповеди. Уныние античной цивилизации исчезло вместе с уходом в небытие всего того темного, что жило в ней: мир уже обрел новую веру и новую надежду, веру во Христа и надежду на спасение, освятившие и просветлившие все важное для нас и благое, в том числе и человеческую культуру.

Глава I. Библейское учение об отношении к язычникам

Евангельское учение о проповеди начиналось общим призывом: «…на путь к язычникам не ходите…» (Мф. 10, 5).

Ветхозаветное отношение к язычникам было достаточно определенным: так, например, в четырех местах Пятикнижия имеются предостережения о следовании их порочному образу жизни (Лев. 18, 3; 20, 23; Втор. 12, 30-31; 18, 9-12). В первую очередь, осуждается язычество египтян: «По делам земли Египетской, в которой вы жили, не поступайте…», но далее говорится более о предосудительном образе жизни язычников «земли Ханаанской» (Лев. 18, 3). Запрещается следовать «обычаям народа» (20, 23) и, прежде всего, их форме чуждого служения, посвященного иным богам (Втор. 18, 12).

Чуждое служение (евр. авода зара ) представляется как любая форма служения или культа, не связанного со служением и культом Богу израильтян. Отвергается не существование языческого культа как такового, а его действенность, его мистическая реальность (Ис. 66, 3). Позже такое отношение к языческому культу найдет место и в самих новозаветных текстах. Ап. Павел учил об идолах и языческом культе: «…идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого. Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, — но у нас один Бог…» (1 Кор. 8, 4-6). Подобные слова направлены именно против двоеверцев, совмещающих веру в Единого Бога с верой в действенность языческих мистерий, церемоний и обрядов. На протяжении всего Ветхого Завета мы сталкиваемся с подобным двоеверием, совмещением служения Богу и служения идолам. О сыне царя Давида сказано: «И возлюбил Соломон Господа, ходя по уставу Давида, отца своего; но и он приносил жертвы и курения на высотах» (3 Цар. 3, 3). Ап. Павел категорично выступает против подобной практики: «Не преклоняйтесь под чужое ярмо с неверными, ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою? Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным? Какая совместность храма Божия с идолами?» (2 Кор. 6, 14-16). Подобное суровое отношение к двоеверию получило продолжение и в самих церковных канонах. Ап. Павел, не признавая значимости (реальности) языческого поклонения идолам («идол в мире ничто»), догадывался о том, что злые духи могут использовать идолопоклонство в своих собственных целях: «…язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу. Но я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами» (1 Кор. 10, 20). Но подобная опасность для него существует только по отношению к двоеверным. Сами верующие в его понимании не могут оскверниться и от самого идоложертвенного, вкушение которого, скорее, должно запрещать ради немощных в вере: «Но если кто скажет вам: это идоложертвенное, — то не ешьте ради того, кто объявил вам, и ради совести. Ибо Господня земля, и что наполняет ее» (1 Кор. 10, 28). Сам ап. Павел, похоже, придерживается совсем иного принципа: «Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть» (Тит. 1, 15). Позже в истории Церкви вкушение идоложертвенного будет граничить, а иногда и являться открытой формой отречения от Христа .

Итак, начиная именно с новозаветных времен, меняется отношение к язычникам. Хотя в начале Своей проповеднической деятельности Христос призывал апостолов: «…и заповедал им, говоря: на путь к язычникам не ходите…» (Мф. 10, 5); и Сам сначала отверг хананеянку, пришедшую к Нему (Мф. 15, 22-27). Он же одобрил ее смирение и веру словами: «…о, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему...» (Мф. 15, 28). Нечто подобное сказал Христос и римскому сотнику: «…истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры» (Мф. 8, 10). Далее Господь присовокупил к сказанному в адрес сотника-язычника: «Говорю же вам, что многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном» (Мф. 8, 11). Нечто подобное Он произносит, когда узнает об интересе, проявленному к Нему со стороны греков (еллинов): «…пришел час прославиться Сыну Человеческому» (Ин. 12, 23). Похоже, что и слова, сказанные святым Иоанном Крестителем при Иордане: «…ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3, 9), относились к римским центурионам, которые охраняли большое скопление народа при Иордане, где следили за порядком.

Здесь заслуживает нашего внимания и следующий текст из Евангелия от Луки, который начинается прямой речью Христа: «Поистине говорю вам: много вдов было в Израиле во дни Илии, когда заключено было небо три года и шесть месяцев, так что сделался большой голод по всей земле, и ни к одной из них не был послан Илия, а только ко вдове в Сарепту Сидонскую; много также было прокаженных в Израиле при пророке Елисее, и ни один из них не очистился, кроме Неемана Сириянина. Услышав это, все в синагоге исполнились ярости» (Лук. 4, 25-28). Подобное отношение Сына Божия к язычникам не могло не волновать книжников и фарисеев.
С другой стороны, слова Христа: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями…» (Мф. 7, 6) относятся, с нашей точки зрения, и к язычникам-«псам» и еллинизированным евреям-«свиньям». И все же проповедь Христова Евангелия оканчивается призывом начать дело славного обращения язычников в истинную веру: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам…» (Мф. 28, 19-20).

Святой апостол Иаков предлагает «двенадцати коленам, находящимся в рассеянии, — радоваться» (Иак. 1, 1). Надо заметить, что агадическая (пасхальная) радость была присуща всему апостольскому веку. Уход в христианство воспринимался православными верующими как бегство из Египта греховного. Это был новый «Исход». И теперь он имел значение не для одного народа, но для всех чад Божьих, «находящихся в рассеянии». В это время и исполнялось древнее пророчество о шатрах Сима: «да распространит Бог Иафета, и да вселится он в шатрах Симовых» (Быт. 9, 27). Это было великое начало обращения язычников в истинную веру, о котором святой апостол Петр позже скажет: «некогда не народ, а ныне народ Божий; некогда не помилованные, а ныне помилованы» (1 Пет. 2, 10). Поэтому слова св. Иакова, обращенные к находящимся в рассеянии, не имеет смысла воспринимать как слова епископа Иерусалима, обращенные только к его еврейской пастве (Иак. 1, 1). Да! Он говорит как патриарх Иерусалима. Но Иерусалима как вселенской апостольской столицы, от стен которой и прозвучал великий миссионерский призыв Христа Спасителя: «…идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет…» (Мк. 16, 15-16).

Святой апостол Павел (он же Апостол языков) писал о себе: «Ибо я не стыжусь благовествования Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во-первых, Иудею, потом и Еллину» (Рим. 1, 16). Он же восклицал: «Вам говорю, язычникам. Как Апостол язычников, я прославляю служение мое» (Рим. 11, 13). Ради проповеди среди язычников Павел и Варнава даже отрясают прах от ног своих на иудеев, чтобы идти к язычникам и там благовествовать веру в Иисуса Христа (Деян. 31, 51). Возникают даже два направления в общецерковной миссионерской работе, как бы две новые формы, о чем ап. Павел и говорит: «…мне вверено благовестие для необрезанных, как Петру для обрезанных, — ибо Содействовавший Петру в апостольстве у обрезанных содействовал и мне у язычников» (Гал. 2, 7-8).

В книге «Деяний Святых Апостолов» рассказывается о сотнике Корнилии (возможно прозелите, но никак не христианине). О нем говорится: «благочестивый и боящийся Бога со всем домом своим, творивший много милостыни народу и всегда молившийся Богу» (Деян. 10, 2).
Ап. Павел, когда был в Афинах и осматривал наполненный идолами ареопаг, не закатил там, так сказать, «благочестивой» истерики (столь свойственной современным сторонникам «черного пиара» в области религиоведения), а подумал о душах несчастных язычников. Сказано: «И, став Павел среди ареопага, сказал: Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел жертвенник, на котором написано: «неведомому Богу». Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам» (Деян. 17, 22-23) . Трудно представить, какой бы шум подняли современные «православные» религиоведы, скажи нечто подобное православный священник-миссионер, например, в кришнаитском ашраме. Но нужно внимательнее отнестись к словам Апостола в ареопаге. Прежде всего, он говорит очень осторожно, опасаясь, как бы ему самому не согрешить. Он не говорит: «вы… особенно набожны», а присовокупляет слова «как бы». И этим самым, расположив язычников к себе, в то же время не согрешает и против собственной своей веры. Далее, когда он говорит: «осматривая ваши святыни», он делает акцент именно на словах «ваши святыни», имея в виду, что для него самого все эти «святыни» — языческая мерзость. Блаженный Феофилакт поясняет: «Нашел в городе не книгу Божественную, а стоявшее капище и, воспользовавшись надписью на капище, разрушил самое капище. Да что же и оставалось ему делать? Еллины все были неверующими. Если бы он стал беседовать с ними на основании евангельского учения, они стали бы смеяться над ним; если бы на основании пророков — не имели бы доверия к нему. Он неприятеля покорил его же оружием. Вот это-то и есть то, о чем он говорит: «был… для чуждых закона — как чуждый закона» (1 Кор. 9, 21) .

Позже в ранней христианской литературе о некоторых язычниках будут говорить уже как о христианах до Христа. Так, например, св. Иустин Мученик писал о языческих философах: «И все, что когда-либо сказано и открыто хорошего философами и законодателями, все это ими сделано соответственно мере нахождения ими и созерцания Слова (т. е. Христа — О.С .)… из живших до Христа, по Его человечеству… Самый твердый из всех них в этом деле (т.е. познании Истины — О.С .) Сократ» .

Подобная трансформация отношения к язычникам от резко отрицательного (ветхозаветного) до терпимого и даже доброжелательного (христианского) была обусловлена серьезным намерением обратить самих заблудших язычников в истинную веру. Уже в XVIII веке для православного миссионера возможно было сказать о своих взаимоотношениях с языческими племенами: «Я нянька для тамошних народцев» . Только такое доброжелательное отношение к заблудшим и могло способствовать их обращению в истинную веру. Именно доброжелательным отношением к язычникам-инородцам (их языку, культуре и быту) обусловлен успех православной миссии в Китае и Японии в XIX веке.

Именно новозаветное христианское учение о спасении вырвало сотериологию из узконационалистических тисков иудаизма. Но, как это не печально, закваска фарисейская все же проникла и в христианский мир (Мф. 16, 6), где всегда находились сторонники более чем странного отношения к проповеди «не своим»; таковые и поныне придерживаются принципа: «православие только для православных». В этом они очень близко стоят к талмудическому иудаизму, единственному вероучению, неодобрительно относящемуся к обращению «посторонних» в свою собственную веру.

Апогей христианской сотериологии, не знающей национально-этнических границ, — известный текст из Книги Откровения ап. Иоанна Богослова: «После сего взглянул я, и вот, великое множество людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен и колен, и народов и языков, стояло пред престолом и пред Агнцем в белых одеждах и с пальмовыми ветвями в руках своих. И восклицали громким голосом, говоря: спасение Богу нашему, сидящему на престоле, и Агнцу!» (Отк. 7, 9-10).

«Аще который христианин принесет елей в капище языческое, или в синагогу, в их праздники, или возжжет свещу: да будет отлучен от общения церковного» (Апостольское правило 71-е); «Не должно праздновать с язычниками и приобщатися безбожию их» (Правило св. поместного собора Лаодикийского 39-е); «Заблагоразсуждено, чтобы дети состоящих в клире не совокуплялись браком с язычниками или еретиками» (Правило св. поместного собора Карфагенскаго 30-е) .

Правила 1-е, 2-е, 3-е, 4-е св. поместного собора Анкирского. Там же, с. 116-117.

Св. Иоанн Златоуст так писал об ап. Павле: «И однако, имея такую любовь ко Христу, он никого не подвергал ни обиде, ни принуждению, ни анафеме: иначе он не привлек бы к Богу столько народов и целых городов… О, отеческое сердце! Он называл богочтительными эллинов - идолопоклонников, нечестивых. Почему? Потому, что они, подобно благочестивым, совершали свое богослужение, думая, что они чтут Бога, быв сами уверены в том. Подражать этому (поведению ап. Павла - О.С .) увещеваю всех вас, а вместе с вами и самого себя». См.: Иоанн Златоуст, свт. Творения. СПб., 1898. Т. 1. С. 764-765.

Малков Петр

Итак, теперь уже не христианское вероучение, но языческая философия нуждается в оправдании и защите.

Введение.

Статья получилась неожиданно большая, сам не ожидал. В ней я пытаюсь коснуться вопросов постоянного присутствия язычества вокруг нас в современной жизни. Тема статьи –проявления язычества в православии. Тема не новая и хорошо изученная. По этой теме высказывались люди куда ученее меня, так что можете не читать статью, а ср азу обратиться к книгам, приведенным в конце статьи. Конечно не все, что описано в статье, напрямую присутствует в современной жизни. К сожалению, народная культура, хранителем которой выступала прежде всего деревня, медленно, но верно предается забвению. Обряды и верования остаются в прошлом.

Для тех, кто все же найдет силы для прочтения, хочу напомнить что все изложенное в статье суть моя личная точка зрения, которая, как и всякая другая, имеет свойство быть субъективной.

Из воспоминаний детства.

Далекое, далекое детство. Мы с бабушкой сидим в деревенском доме без света. Электричество отключено в деревне из-за приближающейся страшной грозы. И так уже вечерело, а надвигающееся ненастье натащило еще темноты и стало совсем мрачно, так как будто бы наступила ночь. Темно и тревожно. Ветра, с которого начинается ливень, еще нет, природа словно замерла в ожидании. Комнатушку нашу периодически освещают яркие вспышки молний приближающейся грозы, даже в самых темных углах все видно. Не сразу, через какое то время, после вспышки молнии, словно неохотно, начинает бурчать гром, набирает силу и жахает со всей мочи, да так, что оконные стекла начинают тонко дребезжать.

Бабушка, при особо сильных громовых ударах, мелко крестится на красный угол.

Свят, свят, свят, отведи, сохрани.- тихо бормочет себе под нос

Бабушка а откуда гром?- спрашиваю я.

А это Илья Пророк, по небу на колеснице скачет, вот и гром- отвечает бабушка.

Я часто вспоминаю свою бабушку, грозу и Илью пророка, который с громом несется по небу на своей колеснице.

Язычество вокруг нас.

В советское время,(я пишу про советское время, что бы пример, который я привожу, стал контрастнее), так вот, в советское время молодой комсомолец, студент столичного вуза, перед сдачей экзамена по теории марксизма ленинизма ехал на станцию метро «Площадь Революции» и заручался поддержкой высших сил, что есть силы натирая нос пограничной овчарке. В этом примере я нахожу некую издевку практической жизни над попытками это жизнь направить, исправить и спрямить. Если бы молодой студент комсомолец пошел пред экзаменом в церковь, ставить свечку – то в советские времена это показалось бы очень странным, хотя бывало и такое, а вот натирание собачьего носа – это нормально, что ж такого, просто примета.

С остатками и проявлениями языческих верований мы сталкиваемся на каждом шагу. Я не говорю о людях которые решили стать славянскими язычниками, нет. Я говорю о простых людях которые не являются явными сторонниками какой то из религий, но тем не менее автоматически продолжают соблюдать какие то ритуалы, верят в приметы. Присесть на дорожку, сплюнуть от сглаза три раза через левое плечо, брать с собой на важное событие некий предмет – талисман, с которым всегда везет – что это, как не остатки язычества?

Жизнь наших далеких предков - язычников настолько была пронизана массой всяких верований, примет и ритуалов, что буквально каждый шаг мог быть определенным образом регламентирован. А сейчас, в нашей обычной, скажем так, бытовой жизни, мы сами того не замечая, окружаем себя множеством ритуалов и примет, корнями уходящих в такое далекое прошлое, что да же люди, пытающиеся искусственно возрождать славянское язычество, с трудом дотягиваются туда своими знаниями.

Ну хорошо, скажите вы, пусть с обычной жизнью все ясно. Но причем тут православная бабушка и ее Илья Пророк на колеснице? Какое может быть язычество в христианской вере? Вот здесь мы с вами и переходим к основному вопросу этой статьи. К язычеству в христианстве.

Бытовое народное православие

Может ли быть так, что сначала вера была одна, а потом князь Владимир приказал, языческих идолов порубили, в реку побросали, и, сразу стала вера другая? Конечно нет. Поэтому академическая история нам рассказывает, что после крещения Руси был длительный переходный период. Такие разборки, как в восстания в Новгороде, например, носили характер борьбы за власть и подавление сепаратизма, хотя часто маскировались под борьбу за веру . По прошествии какого то времени Русь успокоилась и постепенно стала православной. Тех, кто был против – примучили , остальные (это в первую очередь знать и население городов) добровольно приняли и стали исповедовать христианскую веру. Это очень коротко. Подробнее читайте в моей статье Язычество и христианство на Руси. Борьба и синтез"

Т. е. язычество было искроено и «стала быть на Руси Вера православная». Так ли это? Могла ли языческая вера просто исчезнуть? Можно твердо ответить - Н ет. Вера поменялась, но огромный пласт языческой культуры, носителем которой был простой народ, плавно мигрировал в новую веру и в ней укоренился. Ничего не мешало православным людям Руси и, потом, России верить в злых колдунов, обращаться к бабкам, заговаривающим разные хвори, или ставить под печку крынку со сметаной для домового.

Вот что пишет в своей книге «Язычество в православии», Носова Г. А. (Носова Галина Алексеевна, к.и.н., старший научный сотрудник, доцент, закончила исторический факультет МГУ, кафедру этнографии. Защитила кандидатскую диссертацию "Бытовое православие" в Институте этнологии и антропологии РАН. Участвовала во многих этнографических экспедициях, социологических исследованиях по этноконфессиональным проблемам. Автор книг "Язычество в православии" (М.,1975), "Традиционные обряды русских. (крестины, похороны, поминки)" (М.,1999), ряда статей, рецензий и других публикаций по темам: "Религиозные верования и обряды", "Религиозный синкретизм"; научный редактор. В настоящее время читает авторский курс "Русская народная культура и православие".):

«В советской научной литературе проводится четкое разделение между ортодоксальным православием, проповедуемым и поддерживаемым теологами и церковью – так называемым верхним уровнем религии, и теми формами массового религиозного сознания, которые реально существуют в среде верующих.»
"Язычество в православии" (М.,1975), Носова Г.А.

Как говорится не в бровь, а в глаз. Т. е. на нижнем уровне религии народ меняет веру под себя, так что бы в эту веру вписалось все, чем народ на самом деле живет. Конечно различные народные верования и традиции входят в новую веру не в своем первозданном виде, они изменяются, но, тем не менее остаются. Изменения происходят в двухстороннем порядке, меняются традиции у принявшего новую веру народа, но и народ на своем уровне, как бы обживает веру изнутри, устраивается в ней поудобнее. Так происходило и на Руси. Именно поэтому можно встретить так много остатков язычества, буквально интегрированных напрямую (пусть под другими именами или немного другой смысловой нагрузкой) в православие. Существуют специальные термины которыми называют подобные явления слияния двух религиозных верований, это религиозный санкретизм , а в христианстве – народное христианство или российское бытовое православие.

В такой ситуации есть свои тонкости. Некоторые артефакты язычества официально начинают присутствовать в православной вере. Церковь смиряется с этим и интегрирует в себя это наследие прошлого. А некоторые обычаи и верования так и не находят места в официальной церковной религии и все равно продолжают бытовать в народе и народ не находит в этом ничего странного.

Чаше всего для примера приводят праздники Масленицы (день весеннего равноденствия) и Ивана Купалы (день летнего солнцестояния). Оба эти праздника имеют своими корнями язычество, но, если в случае Масленицы церковь ничего не имеет против обряда празднования, то в случае Ивана Купалы (название имеет христианское происхождение) церковь всегда боролась с обрядностью этого праздника. Это самый простой пример, который у всех на слуху и всем понятен.

Всегда, когда разговор заходит о язычестве в христианстве, говорят прежде всего об этих двух праздниках. Так уж повелось.

Что еще? Поговорим , например, о гаданих . На гадания церковь всегда смотрела косо, но, несмотря на это, гадали всегда. Когда считалось самое лучшее время для гадания? Конечно Святки. Святочные гадания. А начинаются христианские Святки – непосредственно перед Рождеством, в языческом аналоге перед днем зимнего солнцестояния. Гадание в Святки продолжает оставаться в православной традиции.

Гадания в дни зимнего солнцестояния, в дни поворота солнца на лето, в дни увеличения светового дня, в дни победы светлых сил над темными – общеязыческая традиция. И церковь пыталась бороться с этим явлением еще в те времена, когда среди славян о христианстве и не слышали. Так и не поборола, традиция осталась.

Другая обрядность празднования Святок это колядование. Коляда – часто другое название Святок. Своей языческой обрядность колядование может дать фору Масленице. Здесь ряженье в шкуры и маски различных зверей - волков, медведей, козлов, здесь и специальные ритуальные песнопения, здесь игры молодежи и одаривание гостей. И все это происходит ночью. И если о песнопениях, одаривании и молодежных играх можно еще разговаривать, то ряженье в зверей это уже прямой отсыл к тотемическим верованиям язычников

Ну, и раз уж мы заговорили о праздновании в поворотные точки года, то стоит упомянуть и день осеннего равноденствия. Этот день совпадает с очень большим христианским праздником – Рождеством Пресвятой Богородицы.

Можно предположить, что и другие христианские праздники совпадают по датам с праздниками языческими и да же заимствуют обрядность . Для примера можно привести праздник Святой Троицы, с его совершенно языческой обрядностью поминовения усопших, обрядностью украшения домов березовыми ветвями и т. д. . Но это уже не для статьи, а скорее для факультативного изучения.

Остается только удивляться как удачно христианские праздники накладываются на основные точки года, которые были для язычников значимыми событиями. Понятно, что не возможно объяснить такие совпадения случайностью. Это и не было с случайностью, а лишь планомерной работой церкви в подмене и сращивании традиций

Так откуда прискакал пророк Илья на своей колеснице?

А что же Илья Пророк (по другому Громовник)? А он, не смотря на то, что является самым настоящим христианским святым, в народных верованиях унаследовал атрибуты языческого бога Перуна. Ну не мог Перун просто взять и деться в никуда. Вот и не делся. Потому то в народных верованиях Илья Пророк и скачет по небу на колеснице, потому то и гремит громом, потому то и Ильин день попадает на Перунов день.

Языческих богов было много. Поэтому можно было ожидать, что Илья Пророк, прискакавший в христианскую веру на перуновой колеснице, не был одинок. Так и есть. Примеров можно привести несколько . Наиболее часто упоминаемые это Параскева Пятница – наследница языческого культа Мокоши, Николай Угодник (или Николай Чудотворец, один из наиболее почитаемых святых на Руси) – наследник культа Велеса, Богородица – Лада (Рыбаков Б. А. пишет что культ Богородицы унаследовал культ рожениц, праздновавшийся 8 сентября по старому стилю) .

Николай Угодник - о дин из самых почитаемых «мужских» святых, помогал в работе, был покровителем и заступником труженика – мужика. Интересно что Николай Угодник считался покровителем моряков, особо почитался на Русском Севере, в среде поморов. Там его называли Николой Мокрым.

«…Под именами святых в православном пантеоне продолжали свое существование древние славянские боги – патроны различных областей человеческой деятельности, божества плодородия, управители природы, боги целители и защитники.

На святых крестьянское население переносило в первую очередь хозяйственные функции древних божеств. При этом абстрактные трафаретные персонажи христианской мифологии переосмыслялись, наделялись земными свойствами, приспосабливались к реальной действительности…»
"Язычество в православии" (М.,1975), Носова Г.А.

Православному русскому человеку всегда было понятно какому святому или иконе помолится при болезни а какую иконку взять с собой в путешествие для сбережения и охраны. Женские святые образы Богородицы и Параскевы Пятницы почитались особо. Ведь именно женские святые заботились о благополучии семьи, урожае, домашнем очаге. На Руси существовал и сейчас существует культ особо почитаемых и чудодейственных икон Богородицы. Богородичный культ. Этих икон много – Казанская икона Божьей Матери, одна из наиболее почитаемых на Руси, Вла димирская, Смоленская и т. д. . К помощи этих икон прибегали в годы нелегких испытаний, в случае войн или мора, природных катастроф вроде наводнений, засухи и разных других напастей .

Народное бытовое православие и излечение немощи.

Здоровье человека – одна из наиболее важных вещей в жизни. Пока женщина здорова, она может рожать и растить детей, здоровый мужчина может работать и содержать семью и дом. Болезнь обычно ведет к гибели. И где простому человеку искать помощи и к кому обращаться за исцелением, как не к Богу . На Руси широко развит культ чудотворных икон и святых мест и мощей , существовало явление знахарства и конечно традиция ношения различных амулетов, талисманов и оберегов.

Святой источник в Саровском мужском монастыре. Фотограф Максим Дмитриев. Конец XIX в.

В культе святых мест, посещаемых с целью исцеления, можно легко рассмотреть языческий культ почитания воды, как одной из стихий, такие святые места как источники, ключи и колодцы, на месте которых случалось то или иное святое событие и вода в них приобретала силу чудодейственной. Но не всегда святые места связаны с водой, это могло быть и дерево и часовня. Некоторые церкви и монастыри почитаются святыми, в связи с этим мы можем припомнить тот факт что часто церкви ставились в местах, которые почитались святыми в еще дохристианскую эпоху.

Другой, очень широко распространенный культ это культ чудодейственных икон. Иконы эти приплывали по воде, являлись в различных местах, в которых потом начинали бить ключи., в пещерах и колодцах. Такие иконы даровали чудо исцеления, но, обычно, не от всего, а от каких то определенных немочей. Существовал и существует по сей день обычай дароприношения, когда икона, принесшая исцеление одаривается некими драгоценными дарами., например золотой цепочкой с крестом. Т. е. сам культ чудодейственных, явленных икон и обрядность их почитания носит некоторые признаки язычества.

Говоря о чудодейственных иконах нельзя не сказать о святых мощах. Мощи святых являются в православной традиции одними из самых почитаемых предметов поклонения. Считается что именно через мощи святых, которые и при жизни своей могли творить чудеса, Бог может оказать помощь страждущим. Именно поэтому на поклонение святым мощам приходят люди, в надежде получить облегчение в своих страданиях и горестях. Например, в духовный православный центр России, в Свято-Троицкую-Сергееву Лавру, в Троицкий собор, на поклонение мощам преподобного Сергия Радонежского стекаются паломники со всей России, в надежде получить помощь, и, многие получают.

Интересна и практика знахарства. В наше время мама гладит ребенку ушибленное место и приговаривает «У котеночка заболи, у щеночка заболи, у Ванечки пройди», не задумываясь что корни этой присказки находятся в очень и очень далеком прошлом. В этих самых заговорах, которые обычно использовались от различных хворей, самым причудливым образом переплетается язычество и православие. Обычно такие заговоры наряду с элементами христианской молитвы содержат языческие мотивы. В начале «Господи помилуй», в конце «Во веки веков» и «Аминь», а между ними чего только нет и упоминание имен православных святы, и тут же Бел - горюч камень, и зверь лесной и птица небесная. Вот например:

«Раб Божий (Здесь произносилось имя)
Встану, благославясь,
Пойду, перекрестясь,
Выйду в чисто поле,
В чисто поле, в океан – море.
В океане –море стоит черный остров,
На том черном острове стоит белый камень,
На том камне стоит конь карий,
На том карем конне сидит красна девица,
С острыми ножами, с саблями, с рогатинами,
Выгрызает, закаливает
Всяки немочи, всяки хворости,
Вси притчи, вси призоры
И ветрены переломы.
От ветров, от вихарев и от всяких своих дум.
От тридевяти жил,
От тридевяти суставо,
От пупа пуповаго,
От сердца сердцевого
Во веки веков. Аминь»

А. Ветухов приводит этот заговор от сглаза, в своей книге «Заговоры, Заклинания, Обереги и другие виды врачевания, основанные на вере в силу слова.» (Варшава, 1907 год).

Что можно сказать о ношении всяческих амулетов, талисманов, оберегов? Православный нательный крест однозначно характеризуется как символ православной веры. Но это простой крест. Носили еще кресты - мощевики, такие кресты внутри которого можно было спрятать частицу чего нибудь святого, например щепочку от гроба святого праведника. На шее и с собой носили образки и иконки, ладанки, ковчежцы с молитвой или духовными стихами, другими святыми предметами. Все эти предметы призваны были охранять, защищать человека, помогать ему в труде, быту, дороге. Солдаты часто зашивали в свою форму тряпицу с начертанной молитвой как своеобразный оберег от пули.

Вотивные предметы.

Святогорская икона Божьей Матери, украшенная дарами . Находится в Успенском соборе Святогорского монастыря. .

Жертва самый основной способ сношения с богами в язычестве. В православии жертва и жертвенность носит совсем другой смысл. Тем не менее жертва, почти такая же как в язычестве, присутствует и в христианстве. Это,как правило, такой вид жертвы как дары. Дары в знак обещания, просьбы или за уже явленное чудо, например чудо выздоровления. Это так называемые вотивные предметы или вотивные дары.

Считается что практика вотивных даров в христианстве вообще и православии в частности это прямое наследие язычества. Как пример можно привести практику одаривания чудотворных икон различными ювелирными изделиями. Золотыми и серебряными изделиями, часто украшенными драгоценными камнями. Цепочки с крестами, различные женские украшения, например серьги и браслеты, кольца и другие драгоценности.

Часть этих жертвенных драгоценностей вывешивается на икону. С этой практикой во времена Петра I пытались бороться, но сохранилась она и по сей день.

Правда, можно рассказать об одном варианте этих вотивных предметов, практика дарения которых все же отошла в прошлое, может быть из за прямых аналогий с язычеством.

Это практика дарения чудотворным иконам сделанных на заказ ювелирных изделий представляющих собой изображение частей человеческого тела или человека целиком. Если у вас болит глаз, рука или нога, вы идете к местному мастеру и заказываете изготовление изображения соответствующей части тела из серебра. И привешиваете это изображение к чудотворной иконе с молитвой о выздоровлении или благодарности.

Есть мнение что освещенные свечи, которые выставляются прихожанами на канон, или возжигаются перед иконами, то же являются вотивными дарами. Можно предположить что практика возжигания свечей и лампад то же унаследована от язычества по аналогии с жертвенными кострами – огнями.

Былое язычество. От рождения до смерти.

Везде, куда не посмотри, везде язычество проявляет себя. Везде. Так крепко в простой народной вере переплелось оно с верой христианской что и не различишь порой, где –что. Всю свою жизнь, от рождения до смерти простой человек находился в самом центре переплетения вер. Возьмем например таинство крещения, ну казалось бы что там можно придумать такого языческого. Но нет, и здесь все это есть. То же гадание. Берут волосы только что крещеного младенца, в свечной воск, от свечки с которой крестили и бросают в воду, в купель. По поведению воскового шарика гадают

А в смерти? Да отпевают в церкви, все как положено, с молитвой и православным обрядом, но и тут все перемешано. Например, плакальщицы на похоронах. С ейчас эта традиция практически исчезла, но раньше соблюдалась повсеместно. Эти специальные женщины не плакали, они оплакивали. Специальной ритуальной песней. Можно привести пример. Есть такая замечательная книга «На горах». Автор Андрей Печерский, это псевдоним Па́вла Ива́новича Ме́льникова, высокопоставленного царского чиновника. Это художественное произведение окончено 1874 году, и для нас интересно подробными, этнографическими описаниями жизни и быта купечества и простого народа Нижегородской губернии.

«Приехавшая без зова на поминки знаменитая плачея Устинья Клещиха с двумя вопленницами завела поминальный плач, пока поминальщики ели кутью на могиле.

Уж ты слышишь ли, мое милое дитятко,
Моя белая лебедушка?
Уж ты видишь ли из могилушки
Свою матушку родную?
Дождалась ты меня, горегорькую,
Собралась я к тебе в гости скорешенько,
Не на конях я к тебе приехала, -
Прибежала на своих резвых ноженьках,
Мои скорые ноженьки не тянутся,
Белы рученьки не вздымаются,
Очи ясные не глядят на белый свет!..
И мне нету ласкового словечушка,
И мне нету теплого заветерья!
Не ясен день без красного солнышка,
Не весело жить без милой доченьки!..
Что сумнилася моя головушка,
Что сумнилася-сокрушилася?
С кем раздумать мне думу крепкую,
С кем размыкать мне горе горькое,
От кого услышать слово ласковое?
О том голова моя посумнилася,
Посумнилася, победная, сокрушилася.
Что шатаюсь я на свете, победна головушка,
Середь добрых людей, как травинушка,
Как травинушка-сиротинушка.
Что же спишь ты, моя белая лебедушка,
Что же спишь ты, не просыпаешься?
Сокрепила ты свое сердечушко
Крепче каменя горючего.
И нигде-то я тебя, голубушку, не увижу,
Голосочка твоего звонкого не услышу!»
«На горах», Андрей Печерский. (Плачея - плакальщица, вопленица)

В свою книгу Мельников включил множество этнографических материалов, собранных им за время работы в Вятской, Нижегородской, Пермской, Казанской и Уфимской губерниях. Некоторые части из книги вы можете почитать в конце статьи.

«Но в русском народе, особенно по захолустьям, рядом с христианскими верованьями и строгими обрядами церкви твердо держатся обряды стародавние, заботно берегутся обломки верований в веселых старорусских богов...» - пишет А Печерский.

Всем интересующимся славянским язычеством рекомендую эту книгу, несмотря на то что она о староверах. Книга содержит подробные описания обрядов многих народных праздников.

Итоги.

Православие и язычество. Кто кого уничтожил и победил? Да ни кто и никого. Языческие обряды, верования и обычаи продолжали существовать в народе, да и сейчас продолжают, а веры сплелись и перепутались настолько, что и не разберешь где что. Так вот и живем на нашей земле. А высоко высоко в небе, скачет на своей колеснице грозный Громовик, Илья Пророк. И гремит, гремит, гремит. А может это Перун? Нет, не видно. С земли не разобрать.

Nordic Runes, февраль 2014 года

Печерский- Мельников "На горах"

Носова Г.А, "Язычество в православии"

А. Ветухов, " Заговоры, Заклинания, Обереги и другие виды врачевания, основанные на вере в силу слова."

Пропп В. Я. " Русские аграрные праздники"

Велецкая Н. Н., " Символы славянского язычества (Тайны Земли Русской)"

Не совсем по теме - Рыбаков Б. А. "Язычество древних славян"

Для особо упорных и любознательных.

Не могу удержать и приведу несколько кусков из книги Андрея Мельникова-Печерского, в которых он описывает народные праздники. Описания красочные и яркие. И, что еще очень важно, это описание современника.

Чуть выше я писал о языческой обрядности поминовения усопших. Вот как описывает в своей книге этот обряд Мельников Печерский:

«Только минет святая и смолкнет пасхальный звон, по сельщине-деревенщине "помины" и "оклички" зачинаются. В "навий день" ("Навий день", а в Малороссии "мертвецкий велык день" - другое название Радуницы... Нав, навье - мертвец.) стар и млад спешат на кладбище с мертвецами христосоваться. Отпев церковную панихиду, за старорусскую тризну садятся.

Рассыпается народ по божьей ниве, зарывает в могилки красные яйца, поливает жальники сычёной брагой, убирает их свежим дерном, раскладывает по жальникам блины, оладьи, пироги, кокурки (Пшеничный хлебец с запеченным в нем яйцом.), крашены яйца, пшенники да лапшенники, ставит вино, пиво и брагу... Затем окликают загробных гостей, просят их попить-поесть на поминальной тризне.

Оклички женщинами справляются, мужчинами никогда. Когда вслушаешься в эти оклички, в эти "жальные причитанья", глубокой стариной пахнет!.. Те слова десять веков переходят в устах народа из рода в род... Старым богам те песни поются: Грому Гремучему, да Матери Сырой Земле.

Со восточной со сторонушки

Подымались ветры буйные,

Расходились тучи черные,

А на тех ли на тученьках

Гром Гремучий со молоньями,

Со молоньями да с палючими...

Ты ударь, Гром Гремучий, огнем полымем,

Расшиби ты, громова стрела,

Еще матушку - Мать Сыру Землю...

Ох ты, матушка, Мать Сыра Земля,

Расступись на четыре сторонушки,

Ты раскройся, гробова доска,

Распахнитесь, белы саваны,

Отвалитесь, руки белые,

От ретивого сердечушка...

Государь ты наш, родной батюшка.

Мы пришли на твое житье вековечное,

Пробудить тебя ото сна от крепкого.

Мы раскинули тебе скатерти браные;

Мы поставили тебе яства сахарные,

Принесли тебе пива пьяного,

Садись с нами, молви слово сладкое,

Уж мы сядем супротив тебя,

Мы не можем на тебя наглядетися,

Мы не можем с тобой набаяться.

Наплакавшись на "жальных причитаньях", за тризну весело принимаются. Вместо раздирающей душу, хватающей за сердце "оклички", веселый говор раздается по жальникам...»

________________________________

" Не стучит, не гремит, ни копытом говорит, безмолвно, беззвучно по синему небу стрелой каленой несется олень златорогий…. Без огня он горит, без крыльев летит, на какую тварь ни взглянет, тварь возрадуется… Тот олень златорогий - око и образ светлого бога Ярилы - красное солнце.

Бежит олень, летит, златорогий, серебряным копытом хочет в воду ступить. И станет от того вода студена, и пойдет солнце на зиму, а лето на жары.

Шумит в лесах, трещит в кустах, бренчит по траве-мураве звонкокопытный олень. Солнечным лучом, что ременным бичом, гонит его светоносный Ярило из темного бора на светлую поляну ради людского моляну…

Брать его руками, колоть его ножами и на братчине на петровщине людям есть благодарно моленый кус.

Затем летит по небу олень златорогий, затем хочет серебряным копытом воду студить, что настал день прощанья светлого бога Ярилы с Матерью Сырой Землей и со всеми земнородными чадами их… Каждые сутки тот олень по небесной тропе с востока на запад бежит, но только два раза в году он играет… В те дни восходящее солнце то покажется из-за края небесного, то опять за ним спрячется, то вздынет кверху, то книзу опустится, то заблещет цветами алыми, белыми, лазоревыми, то воссядет во всей славе своей так, что никакому глазу глядеть на него невозможно. Дважды в году так солнце играет: в день прихода Ярилы, на Пасхе, да в день отхода его, на Петров день.

Затем из темного бора гонит Ярило лесного оленя, было бы людям чем справить день расставанья светлого бога с землей, день отхода его на немалое время в область мрака и стужи. Есть того оленя людям на моляне, поминать отходящего бога на пиру, на братчине, на братчине на петровщине.

А с восточной стороны, с моря-океана, с острова Буяна, со того ли со камня со Алатыря, тихими стопами, земли не касаясь, идет-выступает Петр-Золотые-Ключи… Теми ключами небесные двери он отмыкает, теми дверями угодных людей в небо пущает… Идет Петр-Павел, в одной руке ключи золотые, в другой трава Петров крест, что гонит нечистую силу в тартарары.

Петров день наступает: летняя братчина, братчина-петровщина. По сельщине-деревенщине пир горой.

Накануне Петрова дня по селам возня, по деревням суетня. Конец петровке-голодовке - молёного барашка в лоб!..

Давай бабы творогу, сметаны, простокваши, топленого молока!.. Стары люди за верное сказывают, что прежде петровок и в заводях не было; вы, бабы, скопи-домок, тот пост у господа вымолили; вы, бабы, жалобились: без летнего-де поста ни масла, ни другого молочного запасти нельзя, все-де молоко мужики с ребятишками выхлебают… Ну вот, по вашему умоленью и мы держим пост - давай же на разговенье все напасенное!., Жарь, пеки да вари, пойдет у нас пир на весь божий мир!.. Пост провалил, до зеленого покосу напразднуемся… Не жалей на брагу хлеба, солоду - зажелтели поля, колосья клонятся, нового богатьянедолго ждать!..

Таков на Петров день бабам дается приказ от отцов да от свекров, и накануне праздника зачинается вкруг печей возня-суетня. Дела по горло, а иной хозяюшке вдвое того: есть зять молодой - готовь ему теща петровский сыр, есть детки богоданные - пеки тоболки, неси их крестникам на розговенье, отплачивай за пряники, что приносили тебе на поклон в прощено воскресенье вечером.

У молодежи накануне Петрова дня свои хлопоты: последняя «хмелевая ночка» подходит, завтра надо Костромухоронить…

Еще пройдет день, лета макушка придет, начнется страда, летним гулянкам конец… Вечером, только закатится солнце и сумрак начнет по земле расстилаться, девушки с молодицами, звонко песни играя, выходят гурьбой за околицу, каждая охапку соломы тащит. Выбрав укромное место, раскладывают костры и при свете их вяжут Кострому из соломы. Одевши ее в нарядный сарафан недавно вышедшей замуж молодицы и убравши цветами, молча, без шуток, без смеха кладут на доску возле воды… Тут молодцы приходят, начинаются песни, хороводы. Всю ночь напролет молодежь веселится, а когда зачнет утрення заря разгораться, приходят на игрище люди пожилые, даже старики; посмотреть-поглядеть, как солнышко красное станет играть.

Тухнут костры на земле, гаснут звезды на небе… Бледнеют на своде небесном ночные покровы, светлей и светлей на восточном краю небосклона. Рой мелких перистых облаков усыпал поднебесье, лучи невидимого еще солнца зажгли их разноцветными огнями. С каждой минутой ярче и ярче горят облака, блещут золотом, сверкают пурпуром, переливаются алыми волнами… Разлились светлые потоки по всему небесному раздолью… Окропляется свежей росой, изумрудами блещет трава муравая, алмазами сверкают капли росы на листьях древесных. Раскрывают цветы лепестки свои, и в утренней прохладе со всех сторон льются благовонные воздушные токи. Близко, близко небесный олень златорогий.

Ведут хоровод и звонкою песнью зовут небесное светило:

Не стучит, не гремит,

Ни копытом говорит,

Каленой стрелой летит

Молодой олень!

Ты, Думай ли, мой Дунай!

Дон Иванович Дунай!

Молодой олень!

У оленя-то копыта

Серебряные.

У оленя-то рога

Красна золота!

Ты, Дунай ли, мой Дунай!

Дон Иванович Дунай!

Молодой олень!

Ты, олень ли, мой олень,

Ты, Алешенька!

Ты куда-куда бежишь,

Куда путь держишь?

Ты, Дунай ли, мой Дунай!

Дон Иванович Дунай!

Молодой олень!

Я бегу ли, побегу

Ко студеной ко воде,

Мне копытцом ступить,

Ключеву воду студить!

Ты, Дунай ли, мой Дунай!

Дон Иванович Дунаи!

Молодой олень!

И, кончив песню, резво бегут на пригорки. С непокрытыми головами, опершись на посохи, там уж стоят старики. Умильно склонив головы на правые руки, рядом с ними старушки. Глаз не сводят седые с восточного края небес, набожно ждут того часа, как солнышко в небе станет играть.

Густыми толпами стариков молодежь обступила. Все тихо, безмолвно. Только и слышны сердечные вздохи старушек да шелест листвы древесной, слегка колыхаемой свежим заревымветерком… Раскаленным золотом сверкнул край солнца, и радостный крик громко по всполью раздался. Солнце взыграло, грянула громкая песня:

Ой, Дид Ладо!.. На кургане

Соловей гнездо свивает,

А иволга развивает!..

Хоть ты вей, хотя не вей, соловей, -

Не бывать твоему гнезду совитому,

Не бывать твоим деткам вывожатым,

Не летать твоим деткам по дубраве,

Не клевать твоим деткам белотурой пшеницы!

Ой, Дид Ладо! Пшеницы!..

Поднялось солнце в полдерева, все пошли по домам с ночного гулянья. Впереди толпа ребятишек, как в барабаны, колотят в лукошки, и громкое их грохотанье далеко разносится в тиши раннего утра. За ними девушки с молодицами несут на доске Кострому. Мужчины за ними поодаль идут… Подобье умершего Ярилы медленно проносят по деревне под звуки тихой заунывной песни. То «первые похороны». Там, где братчина, обедают тотчас после ранней обедни. Щи с бараниной, ватрушки, бараний бок с кашей - обычные яства на петровском обеде. Пообедавши, мужчины старые и молодые спешат на братчину на петровщину. На деревенском выгоне ставят столы и раскладывают на них жареную баранину, ватрушки и пироги с бараньим сердцем, ставят жбаны с пивом, сваренным на складчину, да вино зелено, покупное на общие деньги.

На братчине только свои. «На пиры на братчины незваны пити не ездят», сказано лет за пятьсот и побольше того. Начинают с вина, пьют без шапок, чинно, степенно. Каждый наперед перекрестится и такую молитву молвит вполголоса: - Батюшка Петр-Павел! Заткни в небе дыру, замкни тучи-оболоки, не лей дождем!.. Подай, господи, зеленый покос убрать подобру-поздорову!

Под конец пированья, когда пьяное веселье всех разберет, - затренкают балалайки, запищат гармоники, волынки загудят… Иной раз сергач приведет лесного боярина Михайлу Иваныча Топтыгина, с козой, с барабаном, и пойдет у братчиков шумная потеха над зверем. Коли много вина, напоят косолапого допьяна. А уж если очень развеселятся, становятся стена на стену и заводят потешный кулачный бой.

Таково веселье на братчинах спокон веку водилось… «Как все на пиру напивалися, как все на пиру наедалися, и все на пиру пьяны-веселы, все на пиру порасхвастаются, который хвастает добрым конем, который хвастает золотой казной, разумный хвалится отцом с матерью, а безумный похвастает молодой женой… А и будет день ко вечеру, от малого до старого начинают ребята боротися, а в ином кругу на кулачки битися… От тоя борьбы от ребячия, от того боя от кулачного начинается драка великая».

Меж тем девицы да молодицы перед солнечным закатом с громкими песнями из деревни в чистое поле несут Кострому… Молодые парни неженатые, заслышав песни, покидают братчину, идут следом за красными девицами, за чужемужними молодицами.

Кладут Кострому на доске на прежнем месте, становятся вкруг нее хороводом и печальными песнями опевают Ярилу:

Помер наш батюшка, помер!

Помер родимый наш, помер!

Клали его во гробочек,

Зарывали его во песочек!

"Встань, батюшка, встань,

Встань, родимый, вздынься!"

Лежит во гробочке,

Во желтом песочке.

Помер наш батюшка, помер!

Помер родимый наш, помер!

Приходили к батюшке четыре старушки,

Приносили батюшке четыре ватрушки;

"Встань, батюшка, встань,

Встань, родимый, вздынься!"

Нет ни привету, нет ни ответу -

Лежит во гробочке,

Во желтом песочке.

Помер наш батюшка, помер!

Помер родимый наш, помер!

Приходили к батюшке четыре молодки,

Приносили батюшке четыре сочовки;

"Встань, батюшка, встань,

Встань, родимый, вздынься!"

Нет ни привету, нет ни ответу -

Лежит во гробочке,

Во желтом песочке.

Помер наш батюшка, помер!

Помер родимый наш, помер!

Приходили к батюшке четыре девчонки,

Приносили батюшке четыре печенки:

"Встань, батюшка, встань,

Встань, родимый, вздынься!"

Ждем твово привету, ждем твово ответу,

Встань из гробочка,

Вздынься из песочка!

Ожил наш батюшка, ожил,

Вздынулся родимый наш, встал!

И другие песни поются над соломенной Костромой… С тоскливым плачем, с горькими причитаньями, с барабанным грохотом в лукошки, со звоном печных заслонок и сковород, несут Кострому к речке, раздевают и, растрепав солому, пускают на воду. Пока вода не унесет все до последней соломинки, молодежь стоит у берега, и долго слышится унылая песня:

Помер наш батюшка, помер!

Помер родимый наш, помер!..

А потом начинаются хороводы и веселые игры. В «селезня» играют, в «воробушка», в «оленюшку», в «заиньку», «просо сеют», «мак ростят», «лен засевают» - и все с песнями… Здесь бренчит балалайка, там заливается пастуший рожок, дальше гудят гудки и гармоники. Бойкие молодцы пляшут в кругу хороводном, пляшут рядами, пляшут одни за другими, вертятся, кружатся иль молодыми ногами частую дробь выбивают. Удалью пышут их загорелые лица. Красные девицы, дружно сплетяся руками, неспешно ведут хоровод, весело в лад припевая. Матери, тетки и все пожилые одаль стоят, весело смотрят на деток, любуясь стройными играми их, юность свою вспоминая.

Клонится к западу солнце, луч за лучом погашая. Алое тонкое облако под ним разостлалось. Шире и шире оно расстилается, тонет в нем солнце, и сумрак на небо восходит, черным покровом лес и поля одевая… Ночь, последняя ночь хмелевая!

Матери, тетки ушли, увели с собой ребятишек, отцы и мужья пиво да брагу кончают, с грустью, с печалью на сердце всех поздней с поля ушли молодицы, нельзя до утра им гулять, надобно пьяного мужа встречать… Осталась одна холостежь.

До солнечного всхода она веселится. Ясно горят звезды в глубоком темно-синем небе, бледным светом тихо мерцает Моисеева дорога «Млечный Путь.», по краям небосклона то и дело играют зарницы, кричат во ржи горластые перепела, трещит дергач у речки, и в последний раз уныло кукует рябая кукушка. Пришла лета макушка, вещунье больше не куковать… Сошла весна со неба, красно лето на небо вступает, хочет жарами землю облить.

Ни конца ни краю играм и песням… А в ракитовых кустиках в укромных перелесках тихий шепот, страстный, млеющий лепет, отрывистый смех, робкое моленье, замирающие голоса и звучные поцелуи… Последняя ночь хмелевая!.. В последний раз светлый Ярило простирает свою серебристую ризу; в последний раз осеняет он игривую молодежь золотыми колосьями и алыми цветами мака: «Кошуйтеся, детки, в ладу да в миру, а кто полюбит кого, люби довеку, не откидывайся!..» Таково прощальное слово Ярилы…

Встало солнце над лесом, облило лучами землю поднебесную… Конец весне, дошла до людей страда-сухота… Не разгибать людям спины вплоть до поздней глубокой осени"

_____________________________________________________

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

– Что ж вам говорит ваш здравый разум? Что признать погибель добрых людей, неверующих во Христа, противно вашему здравому разуму! – мало того! такая погибель добродетельных противна милосердию такого всеблагаго Существа, как Бог. – Конечно, было вам откровение свыше об этом предмете, о том, что противно и что не противно милосердию Божию? – Нет! Но здравый разум показывает это. – А! ваш здравый разум!.. Однако ж, при вашем здравом разуме, откуда вы взяли, что вам возможно собственным ограниченным человеческим умом постигать – что противно и что непротивно милосердию Божию? – Позвольте сказать нашу мысль, – Евангелие, иначе Христово Учение, иначе Священное Писание, – еще иначе святая Вселенская Церковь открыли нам все, что человек может знать о милосердии Божием, превышающем всякое умствование, всякое постижение человеческое недоступное для них. Суетно шатание ума человеческаго, когда он ищет определить безпредельнаго Бога!.. когда он ищет объяснить необъяснимое, подчинить своим соображениям… кого?.. Бога! Такое начинание – начинание сатанинское!.. Именующийся христианином, и не знающий учения Христова! Если ты из этого благодатного, небеснаго учения не научился непостижимости Бога, – поди в школу, прислушайся – чему учатся дети! Им объясняют преподаватели математики в теории безконечнаго, что оно, как величина неопределенная, не подчиняется тем законам, которым подчинены величины определенныя – числа, что результаты его могут быть совершенно противуположны результатам чисел. А ты хочешь определить законы действию милосердия Божия, говоришь: это согласно с ним, – это ему противно! – Оно согласно или несогласно с твоим здравым разумом, с твоими понятиями и ощущениями! – Следует ли из того, что Бог обязан понимать и чувствовать, как ты понимаешь и чувствуешь? А этого-то и требуешь ты от Бога! Вот безразсуднейшее и вполне гордостное начинание! – не обвиняй же суждения Церкви в недостатке здраваго смысла и смирения: это твой недостаток! Она, святая Церковь, только следует неуклонно учению Божию о действиях Божиих, открытому Самим Богом! Послушно за нею идут истинныя ея чада, просвещаясь верою, попирая кичащийся разум, возстающий на Бога! Веруем, что можем знать о Боге только то, что Бог благоволил открыть нам! Если б был другой путь к Богопознанию, путь, который могли бы проложить уму своему собственными усилиями: – не было бы даровано нам откровение. Оно дано, потому что оно нам необходимо. – Суетны же и лживы собственныя самосмышления и скитания ума человеческаго. Вы говорите: “еретики — те же христиане”. Откуда вы это взяли? Разве кто-нибудь, именующий себя христианином и ничего не знающий о Христе, по крайнему невежеству своему решится признать себя таким же христианином, как и еретики, а святую веру христианскую не отличит от чада клятвы – Бога хульныя ереси! Иначе разсуждают об этом истинные христиане! Многочисленные сонмы святых прияли венец мученический, предпочли лютейшия и продолжительнейшия муки, темницу, изгнание, нежели согласиться на участие с еретиками в их Бога хульном учении. Вселенская Церковь всегда признавала ересь смертным грехом, всегда признавала, что человек, зараженный страшным недугом ереси, мертв душею, чужд благодати и спасения, в общении с диаволом и его погибелию. Ересь – грех ума. Ересь – более грех диавольский, нежели человеческий; она – дщерь диавола, его изобретение, – нечестие, близкое к идолопоклонству. Отцы обыкновенно называют идолопоклонство нечестием, а ересь – злочестием. В идолопоклонстве диавол принимает себе божескую честь от ослепленных человеков, а ересию он делает слепотствующих человеков участниками своего главнаго греха – Бога хульства. Кто прочитает со вниманием “Деяния Соборов”, тот легко убедится, что характер еретиков – вполне сатанинский. Он увидит их ужасное лицемерие, непомерную гордость, – увидит поведение, составленное из непрерывной лжи, увидит, что они преданы различным низким страстям, увидит, что они, когда имеют возможность, решаются на все ужаснейшия преступления и злодеяния. В особенности замечательна их непримиримая ненависть к чадам истинной Церкви, и жажда к крови их! Ересь сопряжена с ожесточением сердца, с страшным помрачением и повреждением ума, – упорно держится в зараженной ею душе – и трудно для человека исцеление от этого недуга! Всякая ересь содержит в себе хулу на Духа Святаго: она или хулит догмат Святаго Духа, или действие Святаго Духа, но хулит непременно Святаго Духа. Сущность всякой ереси – Бога хульство. Святый Флавиан – Патриарх Константинопольский, запечатлевший кровию исповедание истинной веры, произнес определение поместнаго Константинопольскаго собора на ересиарха Евтихия в следующих словах: “Евтихий, доселе иерей, архимандрит, вполне уличен и прошедшими его действиями и настоящими его объяснениями в заблуждениях Валентина и Аполлинария, в упорном последовании их Бога хульству, тем более, что он даже не внял нашим советам и наставлениям к принятию здраваго учения. А потому, плача и воздыхая о его конечной погибели, мы объявляем от лица Господа нашего Иисуса Христа, что он впал в Бога хульство, что он лишен всякаго священническаго сана, нашего общения и управления его монастырем, давая знать всем, кто отныне будет беседовать с ним или посещать его, что они сами подвергнутся отлучению”. Это определение – образчик общаго мнения Вселенской Церкви о еретиках; это определение признано всею Церковию, подтверждено Вселенским Халкидонским собором. Ересь Евтихия состояла в том, что он не исповедывал во Христе по воплощении двух естеств, как исповедует Церковь, – он допускал одно естество Божеское, – вы скажете только!.. Забавен по своему недостатку истиннаго знания и горько жалостен по своему свойству и последствиям ответ некотораго лица, облаченнаго властию сего мира, св. Александру патриарху Александрийскому о арианской ереси. Это лицо советует патриарху сохранять мир, не заводить ссоры, столько противной духу христианства, из-за некоторых слов; пишет он, что он не находит ничего предосудительнаго в учении Ария, – некоторую разницу в оборотах слов – только! Эти обороты слов, – замечает историк Флери, – в которых “нет ничего предосудительнаго”, отвергают Божество Господа нашего Иисуса Христа – только! ниспровергают, значит, всю веру христианскую – только! Замечательно: все древния ереси, под различными изменяющимися личинами, стремились к одной цели: оне отвергали Божество Слова и искажали догмат воплощения. Новейшия наиболее стремятся отвергнуть действия Святаго Духа: с ужасными хулами они отвергли Божественную Литургию, все таинства, все, все, где Вселенская Церковь всегда признавала действие Святаго Духа. Они назвали это установлениями человеческими, – дерзче: суеверием, заблуждением! Конечно, в ереси вы не видите ни разбоя, ни воровства! Может быть, единственно потому не считаете ее грехом? Тут отвергнут Сын Божий, тут отвергнут и похулен Дух Святый – только! Принявший и содержащий учение Бога хульное, произносящий Бога хульство не разбойничает, не крадет, даже делает добрыя дела естества падшаго – он прекрасный человек! Как может Бог отказать ему в спасении!.. Вся причина последняго вашего недоумения, так как и всех прочих, – глубокое незнание христианства! Не думайте, что такое незнание – маловажный недостаток! Нет! Его следствия могут быть гибельны, особливо ныне, когда ходят в обществе безчисленныя книжонки с христианским заглавием, с учением сатанинским. При незнании истиннаго христианскаго учения как раз можете принять мысль ложную, Бога хульную за истинную, усвоить ее себе, а вместе с нею усвоить и вечную погибель. Бога хульник не спасется! И те недоумения, которыя вы изобразили в письме вашем, – уже страшные наветники вашего спасения. Их сущность – отречение от Христа! – Не играйте вашим спасением, не играйте! Иначе будете вечно плакать. – Займитесь чтением Новаго Завета и св. Отцов Православной Церкви (отнюдь не Терезы, не Францисков и прочих западных сумасшедших, которых их еретическая Церковь выдает за святых!); изучите в святых Отцах Православной Церкви, как правильно понимать Писание, какое жительство, какия мысли и чувствования приличествуют христианину. Из Писания и живой веры изучите Христа и христианство. Прежде нежели придет грозный час, в который вы должны будете предстать на суд пред Богом, стяжите оправдание, подаемое Богом туне всем человекам при посредстве христианства».(Свт. Игнатий (Брянчанинов) о невозможности спасения иноверцев и еретиков )